Том Котомкин

Меня спрашивают: вы смущаетесь? Смущаюсь. Часто. Но не всегда.

Я не смущаюсь, находя себя в анекдотах. Например, про женщин, которые к пятидесяти подошли не с мужем, а с котиком. 

До сорока пяти (примерно так) я вообще не думала о каких-либо  рубежах. Это бездумье, возможно, увы, чревато,  но все же оно меня спасло. 

Именно оно оградило меня от ненужных повторов. Дало мне свободу, знание жизни: с тем человеком, которого я в памяти сберегла.  С ним и живу.

 Так устроена женщина. Даже самая расторопная.

Я старалась уйти от засушливой мужской погони... обещавшей те же разметки: не дом в деревне, а бесконечные слова... слова...

Дружба — тяжелая штука. Ответственное мероприятие. Без любви оно не состоится. Мои друзья, их было мало, как положено — больше не бывает. Они были старше меня. И они меня любили, скучали, как и я, но ломали нашу дружбу... стариков ломает время... Я была молодая... я не ломалась, и они, смеясь и раздражаясь иногда, уходили.

Потом мы снова встречались.

У меня с моими друзьями были драматургические кровавые сшибки. Какие долгие мечтания были у нас, какие легкие походы в европейскую культуру я совершала -- на фоне  интереснейших судеб тех, кто жил рядом со мной и ушел раньше меня.  Забрав всю сдачу — в те миры.  

В подвале, несуществующем как бы, в сундуках памяти, которые ты бережешь, что-то еще хранится. Ко мне примыкали люди, как мне казалось, не имевшие со мной ничего общего. В себе и во мне находя историю последнего события, они всегда возвращались к прошлой нашей дружбе. И  это  вечное мы — я ценю.  И от него продолжаюсь. 

Многое можно своему другу простить, если он, как и ты, хотя бы раз, исполнил тихо заветы дружбы.

 Не лгал, подличая за семейный круг (да, вопреки выступил). Не предавал. Держался — за тебя, не зная тебя до конца. За своего невозможного друга, сомневаясь, держался. 

О человеке дружном я говорю, который  в любом остатке физической плоти издыхал, бывало, но  выжил. Его сворачивали в пробирку, а он не растворялся.

Выжил. И тебе позвонил. 

«Мосты округа Медисон» давно разобраны — в фантазиях не женщин, но женатых мужчин (почему-то с кемеровскими корнями, тестостерон, видимо,  путешествует в пейзаже, но это лучше чем ничего... когда ничего...). И это такая, чего уж, мостовая клюква, что только береженого — бог бережет. 

А теперь, простите, фотография Тома Котомкина.